Творческий вечер Марины Гарбер (США — Люксембург)

20 ноября 2015 года в 18.30 Дом русского зарубежья им. А.Солженицына приглашает на творческий вечер Марины Гарбер (США — Люксембург). В рамках вечера состоится представление книги «Каждый в своем раю: Стихотворения» (М.: Водолей, 2015).

Марина Гарбер — поэт, эссеист. Родилась в Киеве. Эмигрировала в США в 1989 году. Магистр искусств, выпускница факультета иностранных языков и литературы Денверского университета (штат Колорадо, США). Защитила диплом с отличием (дипломная работа по «Поэме конца» Марины Цветаевой). Преподаватель английского, итальянского и русского языков. Живет в Люксембурге.

 Автор книг стихотворений: «Дом дождя» (Филадельфия: Побережье, 1995), «Час одиночества» (Филадельфия: Побережье, 1999), «Между тобой и морем» (Нью-Йорк: Новый журнал, 2008; серия «Современная литература Зарубежья»; предисловие Валентины Синкевич).

Член редколлегии «Нового журнала» (Нью-Йорк). Член редакции журнала «Интерпоэзия» (Нью-Йорк).

Поэзия, проза, переводы и критические эссе публиковались в периодических изданиях «День и ночь», «Звезда», «Знамя», «Интерпоэзия», «Крещатик», «Нева», «Новый журнал», «Плавучий мост», «Стороны света», «Эмигрантская лира» и других. Участник нескольких антологий. Член финального жюри фестиваля поэзии «Эмигрантская лира» в 2014 и 2015 годах.

Страница в «Журнальном зале»

Отзывы в печати:

«Нужно сказать, что врожденный поэтический дар Марины Гарбер воплотился в стиль, исключающий заземленность, обыденность, а тем более пошлость, даже если она пишет об обыденных вещах. Она умеет преобразить любую действительность, любую тему возвысить до настоящей, высокой поэзии. У нее это не театрализация жизни и не искусственное, книжное опоэтизирование повседневности, а единственная приемлемая и естественная для нее ткань жизни. Этот стиль у нее подвластен особому поэтическому настроению, о чем бы она ни писала. Нельзя не заметить, что слово “крылья” часто встречается в стихах поэтессы. Да и всю ее поэзию можно смело назвать крылатой» (Валентина Синкевич, из предисловия к сборнику «Между тобой и морем»).

«В новой книге Марины Гарбер четко определилась одна особенность ее поэзии, которая в первых двух была не столь очевидна: это очень европейские, точнее даже, очень романские стихи. Дело здесь не только во внешних атрибутах и не в биографическом значении этой темы для автора. Ее стихи проникнуты неким особым воздухом старой, глубоко укорененной и одновременно живой и яркой культуры. В Европе она не гостья и не странница, но ее коренной житель — причем не в современной “мультикультурной“ и “политкорректной” Европе, а в той полувымышленной Европе русского духа, “святым камням” которой поклонялись лучшие русские умы» (Василий Молодяков, из рецензии на сборник «Между тобой и морем» (Новый журнал. 2009. № 257)).

«Если бы меня попросили двумя словами определить суть поэзии Марины Гарбер, то я сказала бы: “лирическая взволнованность”. Когда поэт неравнодушен к тому, о чем пишет, будь то закат, Тулуз-Лотрек, “изумрудные ели” или французская свадьба, то происходит то, что сама поэтесса обозначила так: “я стихи не пишу — выдыхаю”. Отсюда и переполненность образами, насыщенность стиха, некая избыточность как признак лирического дара. Некоторые же стихи поражают удивительной отточенностью и изобразительностью. <…> Стихи Марины Гарбер не подлежат тематическому дроблению, как невозможно расчленение живого опыта души, осмысливающей и пропускающей через себя, как сквозь сито, плотную реальность происходящего. Они не просты, стихи Марины, и требуют внимательного прочтения. Недостаточно скользнуть взглядом — надо осмыслить. И сильный образный строй, и некая “зашифрованность” чувств, идущих подтекстом, призывают к этому» (Лиана Алавердова, из статьи «Светлая моя Муза…» (Побережье. 2009. Вып. № 18).

«Читая стихи Марины, чувствуешь руку мастера и слышишь голос поэта — неповторимый, уверенный. Эти тексты невозможно разбирать, потому что они не собраны, а выращены, как дерево или цветок. Или скажу иначе — ее стихи напоминают готический храм, что-то вроде Сент-Шапель: несущие колонны воспринимаются как стволы или стебли, а стен почти что и нет, — только витражные окна» (Михаэль Шерб, из рецензии на сборник «Между тобой и морем» (Стихи.ру, 2011)).

«У Марины Гарбер параллельные миры пересекаются, Стикс протекает в непосредственной близости к какому-то убогому помещению с уборщицей и искусственным освещением… У нее в стихах нет и не может быть границ между смертью и жизнью. Они обе вхожи в ее стихи как враждебные сестры… как неделимое и болезненное единство. В этом смысле она очень близка всей романтической канве Серебряного века… <…> Почти в каждом стихотворении скрыта пьеса, драматическая напряженность сюжета. Порой он яснее ясного. Но в каких-то деталях перипетий он часто может лишь только угадываться… Эта двойственность, а еще чаще — множественность, поливариантность сюжета — воистину магическое пространство. Загадочность его, неопределенность завораживает еще и хитросплетением невидимых связей, нитей, жил и завязей мира или даже миров между собой…» (Анна Креславская, из статьи «Выход в запредельное» (Эмигрантская лира. 2014. № 2)).

Несколько стихотворений из новой книги:

* * *
Вдоль речки, по недотканному льну,

Где камыша убористый заборчик,

Идти на ощупь — так слепой стекольщик

Нащупывает раму, как струну.

Вдоль полосы пустой береговой

В лиловом свете сумерек неспешных

Водить рукой — так крестит постовой

Рассеявшихся в воздухе безгрешных.

Но только воздух катится из рук,

И — пухом камышовая ограда,

Прилив — так обессиленный хирург

Идет к тебе, не поднимая взгляда.

Врастая корнем в топкий перегной,

Не вырываясь из тягучей глины,

Естественно — так скульптор надземной

Разглаживает грубые морщины.

Песчаное и водное родство

Последнее прокладывает русло –

Так смерти безыскусное искусство

Одолевает жизни мастерство.

* * *

Я тоже из этих, не видящих дальше плеча

И грузной спины, только шепот идущего справа

Пророчит, что где-то на взгорье стоит каланча,

С которой виднее размах и масштабы пожара.

Но он, этот вестник, он тоже — сплошное ничто,

Он тоже идет, выполняя никчемную квоту,

Застегнутый наглухо, пряча под строгим пальто

Холодное тело и теплую желтую кофту.

Нас сизые голуби крестят, беззвучно паря

Над нами и вновь исчезая в дымящейся гуще,

Нам белыми крыльями машут вослед тополя,

Как будто собой осеняя бесцельно идущих.

Как мертвая птица, зажавшая в клюве конверт,

Уже не боится ни ветра, ни ломкого хруста,

Я знаю, нас гонят за 208-й километр,

Где место на взгорье по-прежнему свято и пусто.

Кто скачет за нами, какие летят басмачи?

Враги, чужаки, отлученные да иноверцы.

И ты, тот, что справа, настойчиво мне не стучи

В застывшее слева, большое, как яблоко, сердце.

Ведь мы не родня, а чужие, крути-не крути,

Как маятник Бродского — маемся влево и вправо,

Шепча, предавая друг друга на долгом пути —

За хлеб и любовь, за дурную и легкую славу.

Но знак водяной проступает на сморщенных лбах

И каждое слово подпорчено привкусом стали,

Мы — белые рыбы с крючками в шершавых губах,

Мы — тихие лирики в поиске светлой печали.

Когда добредем, выдыхая в мороз облака,

Как в связке, на леске, прошившей от бока до бока,

Шепчи свою ложь, будто мы — не улов рыбака,

А черные птицы, безумные птицы Хичкока.

* * *
Наша зима больна и обречена,

Снег на исходе, слабеет последний донор,

На подоконнике поблескивает луна,

Гладкая, как голова у Шинейд О’Коннор.

Мы выключаем звук, говорим «люблю» —

Жестами, чтобы деревья сторожевые

Нас не подслушали, nothingcomparestoyou,

Мертвые несравнимы, а мы — живые.

Кто нас уложит? Кто подоткнет края?

Ночь бесконечна, вечна — зачем нам столько?

Эта Геката, эта лекарка — я,

Эти стихи — снадобье и настойка.

Вот мое зелье — пей, засыпай, сновидь,

Хочешь, под одеяла зароем лица?

Хочешь, оглохнем? Голосовая нить

Чутких и зрячих выведет из темницы.

Шумные стаи, своры и косяки –

Кто там на выходе хваткие ставит сети?

Мы остаемся — теплее твоей руки

Нет ничего на этом холодном свете.

Наш адрес:
Москва, ул. Нижняя Радищевская, д. 2
Проезд: м. «Таганская» (кольцевая)
Тел.: (495) 915-10-80